Тюрьма и ссылка

В день, когда разразилась революция, Императрица была поглощена уходом за детьми, которые лежали все в кори, и временно держалась вдали от политических забот...

Когда гул восстания уже слышался во дворце, Императрица потеряла голову: послала за Великим Князем Павлом Александровичем, вышла, чтобы произнести речь гвардейским полкам, пришедшим для охраны дворца, тщетно пыталась связаться по телефону или телеграфу с Государем, уже выехавшим из Ставки — словом, выбивалась из сил, чтобы выйти из тупика.

Утром 7(20) марта, пять дней после отречения Государя, Александра Федоровна, по приказу Временного правительства, была арестована генералом Корниловым. Через два дня прибыл Государь, тоже пленником.

Семья прожила в Царском Селе около пяти месяцев до тех пор, пока соседство столицы не стало слишком опасным. Петроград был центром Советов, уже готовых открыто объявить себя большевицкими.

Надо отметить очень существенный шаг в ходе революционной пропаганды, руководимой тогда немецкими агентами. До марта 1917 года её разлагающая работа была направлена против Императрицы. Государя оставляли в стороне, ибо народ и армия Ему всё ещё верили. Но только Он отрекся от власти (отрекся, как Он думал, добровольно и для спасения народа), сейчас же еврейская печать и вся революционная орда набросились на Него одного.

Автор этой книги изложил в своих корреспонденциях высоко почтенные побуждения, руководившие павшим Монархом, и немедленно был несколькими столичными организациями печати подвергнут бойкоту.

Изветы революционеров начались как всегда с Распутина, неприятельского агента, друга Царицы, а, следовательно, и Государева. Эти германофилы, уклоняющиеся о службы в войсках, эти наемники Кайзера уверяли толпу, что её Государь изменник!

Города, веси, армия наполнились отзвуками эти подлых обвинений. “Он изменник!” — кричали ленинские товарищи; “Он изменник!” — повторяли нелепые “парламентарии”; “Он изменник!” — вопили Керенский и Советы. И толпа, оскорбленная в своем патриотизме, негодовала.

Для Николая II это было хуже смерти. Он это доказал позднее, Он предпочел смерть бесчестию.

Союзники знали, однако, что обвинение ложно. Был поднят вопрос о предоставлении Государю и Его Семье убежища в Англии. План провалился, и в Царском Ceле сундуки были вновь разложены, несчастных узников лишили этого последнего способа спасения.

Милюков перехватил телеграмму Короля Георга на имя Государя, приглашавшую Его в Англию, тот самый Милюков, который был зачинщиком думских нападок на Императрицу. Задержка этой телеграммы и привела к отказу Царской Семьи покинуть Россию.

Конечно, боль, причиненная этими низкими подозрениями, пересилила все остальные тягости заточения, о которых исчерпывающий и исторически точный рассказ можно найти в подробных показаниях дворцового коменданта полковника Кобылинского и г.г. Жильяра и Гиббса.

Все письма, все архивы были перерыты в надежде найти малейший след измены. Во время этой работы Супруги были разлучены, как это делают с обыкновенными мошенниками.

Керенскому можно многое простить за его поведение после следствия. Он принес всенародное покаяние, торжественно объявив: “Царь чист”. От революционного министра такой поступок требовал некоторого мужества.

К сожалению, солдаты охраны и даже офицеры вели себя далеко не так прилично. Керенский увещевал их, но тщетно, привычка была уже усвоена.

Адъютанты Военного министра Гучкова позволили себе закричать лицам, жившим во дворце: “Вы все продажны”. Солдаты, которые отбирали у Цесаревича его игрушки, убили его козочек, воровали вещи узников и вообще вели себя хамами, заслуживают гораздо меньшего порицания.

Нельзя не отметить следующий случай. Государь, по своему обыкновению, хотел подать руку дежурному офицеру. Последний не взял протянутой руки. Тогда Государь положил ему руки на плечи и со слезами на глазах сказал:

“Голубчик, за что же?” Снова отступив на шаг назад, этот, господин ответил: “Я из народа. Когда народ вам протягивал руку, вы не приняли ее. Теперь я не подам вам руки”… Отъезд из Царского Села состоялся ночью 31 июля. (13 августа). Цесаревичу только что исполнилось 13 лет. Керенский разрешил Великому Князю Михаилу Александровичу проститься с братом. Никого другого из членов Императорской Фамилии Государь не видел. Но в эту мину было не до вежливости. Керенский опасался Советов, бывших всецело в руках большевиков. Малейшее промедление могло оказаться опасным. Железнодорожники уже поговаривали о задержке царского поезда. Из вящей предосторожности узникам не было сказано, куда их везут. Только последнюю минуту Они узнали, что их везут в Тобольск. Выбор этого города казался благоразумным, так как, раз выезд за границу был невозможен, арестованных необходимо было поместить как можно дальше от центра. Царской Семье было оказано всяческое внимание, Семью сопровождали все лица, которых Она пожелала взять с собою, за исключением Вырубовой, перевезенной в крепость, и некоторых трусов, покинувших своих господ. Полный список можно найти в показаниях Кобылинского, значится более 40 имен. Это было чрезмерно и впоследствии не раз причиняло неудобства... Прибыв в Тобольск, Семья 13(26) августа разместилась в губернаторском доме, удобно для Неё устроено большая часть многочисленной свиты заняла соседний дом. Образ жизни в тобольском доме требовал больших расходов, Керенский же, поглощенный борьбой сперва с Корниловым, потом с большевиками, обещанных средств не перевел.

Когда в ноябре большевики овладели властью, солдаты, деморализованные комиссаром Панкратовым, потребовали себе отдельный дом, и свите пришлось поместиться в доме, где была Царская Семья.

В скором времени советское правительство сократило арестованным выдачу пищи до размеров голодного пайка с запрещением восполнить недостающее путем заработка.

В показаниях Кобылинского, Жильяра и Гиббса, можно найти трогательное описание жизни Царской Семьи во время сибирского заточения.

Сначала жизнь не многим отличалась от царскосельской. Но это длилось недолго. Мелочное преследование со стороны солдат, находившихся под влиянием Панкратова и других пропагандистов, отравляло существование Семьи и Её верных слуг.

Один неуравновешенный священник имел неосторожность помянуть падших Монархов: солдаты немедленно воспретили Им ходить в церковь и стали приходить к Ним на дом присматривать при Их говении.

Не зная, какой бы извод придумать, солдатьё — ибо это уже не были дисциплинированные солдаты — потребовало, чтобы Царь снял знаки своего военного чина и Георгиевский крест. Эти революционные герои вырезали гнусные надписи на качелях Великих Княжон и сломали ледяную гору, единственное времяпрепровождение молодёжи в сибирскую зиму.

Но когда старые солдаты при демобилизации приходили нежно попрощаться с Царем-Батюшкой, Государыня торжествовала и говаривала: “Видите, они все добрые, но евреи их обманывают...”

12(25) февраля 1918 г. прибыл приказ большевицкого правительства о прекращении всякого денежного отпуска. Своих денег давно уже не было. Чтобы обеспечить расходы на жизнь, Кн. Долгорукий и генерал Татищев, по соглашению с почтенным Кобылинским, подписали векселя городским купцам. Два или три раза их выручали из затруднения добровольные анонимные приношения. Но новые правила содержания арестованных нельзя было скрыть от Государя.

По сокращении слишком многочисленной свиты надо было сократить и свой стол. Питание становилось недостаточным, и Алексей Николаевич тяжело заболел: обе ноги оказались парализованными под влиянием присущей Ему болезни.

Но все могла перенести такая верующая Семья, пока Ей была обеспечена возможность молитвенного единения.

К концу пребывания в Тобольске Романовы отдавали себе отчет в своем безвыходном положении. В деле имеется рукопись Великой Княжны Ольги Николаевны, свидетельствующая об Их покорности судьбе. Это молитва в стихах, составленная молодой графиней Гендриковой и заключающая в себе намек на близкую смерть всей Семьи.

В первые месяцы письма и газеты приходили довольно правильно. Вырубова писала Государыне часто. После большевицкого переворота эти известия стали реже, но всё же Семья была осведомлена о крупных событиях, особенно о Брест-Литовском договоре.

 

Используются технологии uCoz